Берлин Марины Цветаевой
(встречи и невстречи)

Материалы фотовыставки в музее М.И. Цветаевой в Москве в августе 2008.

Берлин был для Марины Ивановны Цветаевой началом пути в изгнании. При всей своей любви к Германии и чувстве родства с ней, Берлин 22-го года оказался одной из «невстреч» в её жизни, хоть и был полон важнейших встреч. Он был остановкой в пути, пересадкой. Ариадна Эфрон пишет в своих воспоминаниях об «ощущении приостановившейся мимолётности, транзитности», запомнившемся ей из берлинского периода. Марина Ивановна с дочерью не были ни в одном музее города, знакомого и любимого с юности. Загородные поездки в лес, в Цоссен к Андрею Белому, походы в зоопарк, одно посещение луна-парка составили внешнюю канву берлинского периода. А одновременно – встреча с Андреем Белым, встреча со стихами Бориса Пастернака и невстреча с самим поэтом, встреча после многолетней разлуки с мужем, увлечение Геликоном (Абрамом Вишняком), из которого родились позже «Флорентийский ночи». В Берлине вышли книжки „Стихи к Блоку“, «Разлука», «Ремесло», было написано около тридцати стихотворений.
Сегодняшний Берлин сильно отличается от Берлина двадцатых годов. На месте старых домов стоят новые, сохранились небольшие уголки, позволяющие представить город, в котором жили Цветаева, Белый, Горький, Ходасевич, Ремизов, Маяковский, Есенин.
На фотографиях – сохранившиеся здания и новые постройки, стоящие на месте разрушенных домов. Я несколько месяцев ходила по Берлину путями Марины Ивановны с мыслями о ней. Это было важное для меня время, и я благодарна судьбе за то, что оно у меня было.

За помощь и поддержку в сборе информации для выставки «Берлин Марины Цветаевой» я хочу сердечно поблагодарить:

– доктора Барбару Конрад-Лютт, переводчицу русской литературы, подарившую мне книгу Томаса Урбана «Russische Schriftsteller im Berlin der zwanziger Jahre» (Русские писатели в Берлине двадцатых годов), с которой всё началось, Эта книга оказалась для меня самым важным источником информации в процессе подготовки этого проекта;

– Господина Томаса Урбана, автора книги «Russische Schriftsteller im Berlin der zwanziger Jahre», любезно ответившего мне на мои вопросы;
– доктора Сильку Вабер, по инициативе которой в 1996-м году появилась первая мемориальная доска на доме, где жила Марина Цветаева;
– доктора Марию-Лузу Ботт, берлинского специалиста по творчеству Марины Цветаевой, преподавателя Гумбольдтского университета, поделившуюся со мной бесценной   топографической информацией о Марине Цветаевой в Берлине;
– госпожу Татьяну Герингас, встреча с которой была для меня большой удачей. Её семья – это единственная семья из России, живущая в «цветаевском доме» в Берлине и бережно   хранящая память о Марине Ивановне и других русский писателях и поэтах, живших в этом доме. Она позволила мне сфотографировать дом изнутри;
– работников библиотеки славистики Гумбольдтского университета, которые охотно помогли мне в поиске русских книг, изданных в начале двадцатых годов в Берлине, и любезно   позволили их сфотографировать;

Бесконечно благодарна я моим любимым друзьям: удивительным – переводчице Сельме Ансире и певице Елене Фроловой, без которых этот проект не мог бы зародиться и состояться.

С уважением и благодарностью,
Рита Кабакова, филолог, преподаватель русского языка из России, последние семнадцать лет живёт в Германии, десять из них в Берлине, фотограф и веб-дизайнер.

 

Пражская площадь в Берлине

Эта площадь была одним из центров русского литературного Берлина в начале двадцатых годов.
Площадь была почти полностью разрушена во время войны и восстановлена в стиле старой Prager Platz.
Слева – комплекс, построенный на месте здания, в котором находилось кафе «Прагер диле», место встречи русских поэтов и писателей.

 

Пражская площадь
(Prager Platz) 4а

В доме, стоящем на месте этого здания, располагался пансион „Prager Pension“где Марина Ивановна Цветаева с дочерью жила первое время после приезда в Берлин. Первую ночь они переночевали в одной из комнат, которые снимала семья Эренбургов, на следующий день они сняли отдельную комнату.

 

Стела на Пражской площади (Prager Platz)

Эта гранитная скульптура скульптора Мирослава Вохты, подаренная в 2007 году Берлину Прагой, установлена в честь Райнера Марии Рильке. Строки, написанные на памятнике на немецком и чешском языках:

„Siehe, ich lebe. Woraus? Weder Kindheit noch Zukunft werden weniger . Überzähliges Dasein entspringt mir im Herzen.“

Видишь, я жив. Отчего? Не убывают ни детство,
Ни грядущее. В сердце моем возникает
Сверхсчетное бытие.
Дуинские элегии
1912 – 1922 Перевод Владимира Микушевича

 

Пражская площадь
(Prager Platz) 2-2а

Называют несколько адресов знаменитого кафе «Прагер диле», в котором произошла встреча историческая Марины Цветаевой и Андрея Белого. В разных источниках называются дома №№ 1, 1а, 2а. По версии доктора Марии Лузы Бот, преподавателя берлинского университета им. Гумбольдта, исследователя жизни и творчества М.И. Цветаевой, это был номер 2-а. Среди посетителей этого кафе были Илья Эренбург, Максим Горький, Борис Пастернак, Сергей Есенин и многие другие. На месте разрушенных во время войны зданий был выстроен гигантский гостиничный комплекс с торговым центром внутри.

 

Кафе на Пражской площади
(Prager Platz) 1-3

Кафе „Venice“ находится примерно в том месте, где располагалось знаменитое кафе «Прагер Диле». Работник кафе рассказал, что в кафе бывает много выходцев из России, живущих на Прагер Платц и неподалёку от неё.
«Особой популярностью пользовалось кафе “Прагер Диле”. Оно стало местом встреч вновь прибывших из России. Андрей Белый даже придумал слово “прагердильствовать”, что для него означало проводить время в философствовании, полемике в голубой дымке и с коньяком».(Томас Урбан. Набоков в Берлине)

 

 

Траутенауштрассе,
дом номер девять – белый в середине.

«Из данного кусочка жизни в «Траутенау-хауз» ярче всего запомнился пустяк – это вот ежеутренний взгляд вниз и потом вокруг, на чистенькую и безликую солнечную улицу с ранними неторопливыми прохожими, и это вот ощущение приостановившейся мимолётности, транзитности окружающего и той неподвластности ему, которая и позволяла рассматривать его отвлечённо и независимо, без боли любования или отрицания…» (Ариадна Эфрон. Марина Цветаева)

 

Дом, где жила Марина Ивановна Цветаева

После приезда мужа, Марина Ивановна с дочерью Ариадной сняли две комнаты в Пансионе Элизабэт Шмидт, на четвёртом этаже (по-русски – на третьем), балкон справа Траутенау-хаус’а, дома номер девять на Траутенауштрассе (Trautenaustraße).

Дом находился в пяти минутах ходьбы от Пражской площади.

 

Дверь в доме номер девять на Траутенауштрассе

За этой дверью, по всей вероятности, располагался пансион Элизабет Шмидт, в котором снимала две комнаты Марина Ивановна Цветаева с семьёй.

 

Мемориальная доска на фасаде дома номер девять Траутенауштрассе

Эта мемориальная доска была установлена в 1996 году студентами-славистами на их собственные средства. Инициатором была доктор Сильке Вабер, изучавшая славистику в Москве. В 2005 году дом ремонтировался и доска была убрана и вновь установлена в 2006 году по инициативе Алены Денисевич, доцента Витебского университета, работавшей в Берлине по стипендии фонда Конрада Аденауэра.

«Жильцы дома номер 9 на Trautenaustraße с воодушевлением откликнулись на предложение Алены. Инициативную группу возглавил доктор Фридберт Пфлюгер, председатель фракции ХДС берлинской палаты депутатов и страстный поклонник русской литературы. Как оказалось, он занимает квартиру на третьем этаже, как раз под комнатами, которые снимала Марина Цветаева со своей девятилетней дочерью Ариадной. Фридберт Пфлюгер помог собрать требуемую сумму, заказать новую памятную доску и укрепить ее на фасаде «Trautenauhaus». (Людмила Скворчевская, журналистка «Немецкой волны»).

 

 

Венецианское зеркало в холле Траутенаухауса (справа от входа)

Зеркала сохранились в доме с тех времён, когда там жила Марина Цветаева. Правое зеркало больше пострадало от времени. Благодаря помощи госпожи Татьяны Герингас, живущей в доме номер девять, нам удалось сфотографировать эти зеркала и другие детали внутреннего интерьера дома. «Я и мой муж, мы оба музыканты и единственные выходцы из России в этом доме, чувствуем ответственность и связь с Мариной Цветаевой и литераторам её круга. В доме проводятся вечера памяти Марины Цветаевой», – рассказала госпожа Герингас.

Венецианское зеркало в холле Траутенау-хауса
(слева от входа)

Это зеркало сохранилась лучше своего визави. В доме номер девять на Траутенауштрассе с 1922 по 1923 год жили Марина Ивановна Цветаева с дочерью Ариадной, Андрей Белый до своего отъезда в Россию (об этом я с удивлением узнала, прочитав статью доктора Марии-Луизы Ботт), Илья Эренбург и Владимир Набоков со своей молодой женой). Все они отражались в этих старых зеркалах.

 

 

Окно с витражами в Траутенау-хаус’е и вид на внутренний двор.

Это окно находится на лестничной площадке третьего по-русски (четвёртого по-немецки) этажа, где по всей вероятности, жила Марина Ивановна с дочерью и с мужем.

Один из львов оконного витража Тарутенау-хаус’а

Здесь в пансионе «Траутенау-хауз» останавливались Набоков, Эренбург и летом 1922 года Марина Цветаева с девятилетней дочкой Ариадной. Ариадна писала: «Мы остановились в доме, где живет лев». И, действительно, на четвертом этаже, где Цветаевы занимали две комнаты с балконом, на окне в коридоре до сих пор сохранился витраж с изображением льва» (Анастасия Рахманова ”Немецкая волна”)

 

Балкон дома по Траутенауштрассе 9, на котором Марина Цветаева написала стихотворение «Берлину»

«…мы же перебрались в маленькую гостинчику на Траутенауштрассе, где вместо прежнего большого номера заняли два крохотных – зато с балконом. На «новоселье» Серёжа подарил мне горшочек с розовыми бегониями, которые я по утрам щедро поливала, стараясь не орошать прохожих» (Ариадна Эфрон. Марина Цветаева).

БЕРЛИНУ
Дождь убаюкивает боль.
Под ливни опускающихся ставень
Сплю. Вздрагивающих асфальтов вдоль
Копыта — как рукоплесканья.

Поздравствовалось — и слилось.
В оставленности златозарной
Над сказочнейшим из сиротств
Вы смилостивились, казармы!

 

Ноллендорфплатц (Nollendorfplatz)

На этой площади в 22-м и 23-м годах находилось множество русских магазинов, парикмахерских и кафе, в том числе кафе «Леон», в котором собирался «Клуб писателей». В этом месте теперь находится супермаркет. На снимке – одно из современных кафе на Ноллендорфплатц.

 

Ноллендорфплатц (Nollendorfplatz) (станция метро)

Ноллендорфплатц, бывшая когда-то одним из центров русского Берлина начала двадцатых годов, была практически полностью разрушена и сожжена во время войны. В отличие от Пражской площади, застроенной в стиле довоенной Prager Platz, застройка Ноллендорфплатц обычная, послевоенная. Только станция метро со старыми деревьями – маленький островок красоты.

 

 

 

Fasanenstraße 41

Эта улица находится недалеко от Курфюрстендамма, района шикарных магазинов. Многие дома уцелели, но дом, в котором жил Борис Пастернак в пансионе «Fasannen-Eck», к сожалению, не сохранился. на его месте построено современное здание. Может быть, старое дерево стоит с тех времён?

 

Берлинский зоопарк (Zoo)

Берлинский зоопарк был одним из любимейших мест Марины Ивановны в Берлине.

«Потом я ее (книгу Б. Пастернака «Сестра моя Жизнь») уже не закрывала. Это мой двухдневный гость, таскаю ее по всем берлинским просторам: классическим Линдам [Липы (нем.).], магическим Унтергрундам [Метро (нем.).] (с ней в руках — никаких крушений!), брала ее в Zoo [Зоопарк (нем.).] (знакомиться), беру ее с собой к пансионскому обеду, и — в конце концов — с распахнутой ею на груди — с первым лучом солнца — просыпаюсь». (Марина Цветаева. Световой ливень).
На фотографиях – здания зоопарка, уже существовавшие в 1922 году и ещё один берлинский лев.

 

Лес под Берлином

«Только с одним берлинским русским она продолжала встречаться (после приезда мужа): с Андреем Белым. Она приглашала его на совместные прогулки в леса под Берлином, варила ему суп.» (Thomas Urban. Russische Schriftsteller im Berlin der zwanziger Jahre).

 

Железнодорожный узел и станция Gleisdreieck
(треугольник железнодорожных путей)

Так называется стихотворение Пастернака станция в Берлине, городе, где он так и не встретился с Мариной Цветаевой, разминувшись с ней на один день.

GLEISDREIECK

Надежде Александровне Залшупиной

Чем в жизни пробавляется чудак,
Что каждый день за небольшую плату
Сдает над ревом пропасти чердак
Из Потсдама спешащему закату?

Он выставляет розу с резедой
В клубящуюся на версты корзину,
Где семафоры спорят красотой
Со снежной далью, пахнущей бензином.

В руках у крыш, у труб, у недотрог
Не сумерки, – карандаши для грима.
Туда из мрака вырвавшись, метро
Комком гримас летит на крыльях дыма.

30 января 1923, Берлин

 

Kurfürstenstraße 75

В доме, стоявшем на месте этого неприглядного бетонного здания, находилось Кафе „Ландграф“, в котором по пятницам заседал «Дом Искусств». В 20-е годы там устраивались русские литературные вечера по примеру известного “Дома искусств” в Петрограде. Девятнадцатого мая, на четвёртый день после приезда в Берлин Марина Ивановна выступила на вечере в «Доме Искусств», где читала стихи – свои и Маяковского.

В Берлине существовало место, напоминавшее Ноев ковчег, где мирно встречались чистые и нечистые; оно называлось Домом искусств. В заурядном немецком кафе по пятницам собирались русские писатели. Читали рассказы Толстой, Ремизов, Лидин, Пильняк, Соколов-Микитов. Выступал Маяковский. Читали стихи Есенин, Марина Цветаева, Андрей Белый, Пастернак, Ходасевич. Как-то я увидел приехавшего из Эстонии Игоря Северянина; он по-прежнему восхищался собой и прочитал все те же „поэзы“. На докладе художника Пуни разразилась гроза; яростно спорили друг с другом Архипенко, Альтман, Шкловский, Маяковский, Штеренберг, Габо, Лисицкий, я.

Вечер, посвященный тридцатилетию литературной деятельности А.М. Горького, прошел, напротив, спокойно. Имажинисты устроили свой вечер, буянили, как в московском „Стойле Пегаса“. Пришел как-то Е. Чириков, сел рядом с Маяковским, спокойно слушал. Теперь мне самому всё это кажется неправдоподобным. Года два или три спустя поэт Ходасевич (я уже не говорю о Чирикове) никогда не пришел бы в помещение, где находился Маяковский. Видимо, не все кости ещё были брошены.
(И. Эренбург. «Люди. Годы. Жизнь»).

 

Кафе на площади Виктории-Луизы

Андрей Белый проводил время в кабачках и пивных, в одном ресторанчике на площади Виктории-Луизы неподалёку от его пансиона «Крампе» он стал завсегдатаем. Его знаменитые танцы вызывали вежливое недоумение посетителей и фройляйн Марихен, которая прислуживала в ресторанчике и являлась какое-то время музой «господина профессора», олицетворявшей для него женственную мудрость Софию.
На фотографии – сегодня единственное кафе на площади Виктории –Луизы.

 

Площадь Виктории Луизы 9

Дом на площади Виктории-Луизы, в котором жили Владислав Ходасевич с Ниной Берберовой, во флигеле дома жил также Андрей Белый. Дом, построенный в конце девятнадцатого – начале двадцатого века, уцелел, как и многие дома на этой уютной, старинной площади, хранящей атмосферу старого Берлина.

 

 

 

 

 

 

Zimmerstraße 7-8, редакция газеты «Руль»

В 1923 году в берлине существовало 39 русских газет и журналов
Газета «Руль» была самой важной русской либеральной газетой в начале двадцатых годов в Берлине. Её редакторами были политики в изгнании Иосиф Гессен и Владимир Набоков, отец писателя, убитый в Берлине 28 марта 1922-го года. Владимир Дмитриевич Набоков похоронен на русском кладбище в Берлине.
Редакция газеты находилась в помещении издательства «Уллштайн», которое теперь находится по другому адресу.
На фотографии – внутренний двор домов 7 и 8 по Циммерштрасе, дома эти – относительно новые, здания двадцатых годов не сохранились.

 

Бамбергерштрассе 7

В этом доме в двадцатые годы располагалось одно из важнейших издательств русской эмигрантской литературы «Геликон».

«Контора его (Абрама Вишняка) – для него – весь мир. Стол, который стоит у окна с толстым стеклом и на котором разложены все издания Геликона – чужих изданий на своём столе он не терпит; три шкафа с книгами, над ними – китайский божок. За стеной, в маленькой комнатке, стучат на машинках сквозная барышня-секретарь и иногда молодой человек разбойного вида – сам себя печатающий Эренбург» (Ариадна Эфрон. Марина Цветаева).

 

Книги, изданные в «русском» Берлине начала двадцатых годов.

В начале двадцатых годов в Берлине возникло множество книжных русских издательств. «…по крайней мере, 17 крупных издательств («Москва», «Геликон», «Слово», «Скифы», «Мысль», «Врач», «Литература», издательства Ладыжникова, Дьяковой, Бергера, Гликмана и др.). По некоторым данным, показывающим размах издательского дела в Берлине, с 1918 по 1928 год там существовало 188 специализирующихся в разных областях эмигрантских издательств. Ни подобного количества, ни подобного разнообразия не было ни в одном из центров русской диаспоры. (В. В. Сорокина, Русский Берлин, – М.: Изд-во Моск. ун-та.- 2003).
На фотографии – книги, изданные в русских издательствах берлина, хранящиеся в отделении славистики Гумбольдтского университета Берлина.

 

Вокзал Берлин-Шарлоттенбург
(Berlin Charlottenburg)

15 Мая 1922 года Марина Ивановна Цветаева с девятилетней дочерью Ариадной приезжают в поезде „Ost-West-Express“ на берлинский вокзал Шарлоттенбург, откуда на извозчике едут на Пражскую площадь в пансион «Прагер платц», где их встречает Илья Эренбург и его жена.

 

Вокзал Берлин-Фридрихштрассе

«Берлин! Фридрихсбанхоф, вокзал, знакомый по лету 1910 года, когда мы с Мариной ехали с папой в Дрезден, встречает нас. Любимый оркестр вокзальных звуков и запахов обратен действию «польского меда»: легким шагом проходим мы вслед за трэгером перроном и залами, а голова, глаза, слух опьянены гулом, грохотом, сверканьем фонарей, свистками паровозов, спешащей толпой.
Мы остановились в той же гостинице, где останавливались в папой по пути в Дрезден, — «Russischer Hof». Но как все иначе теперь! Тогда — старый герр профессор с двумя дочками, девочками. Теперь мы входим — юные иностранцы, и я прошу, если свободен, номер 309. По случайности — он свободен!» (Анастасия Цветаева. Воспоминания).

 

Универмаг КДВ
(KaDeWe Berlin – Kaufhaus des Westens)

Этот универмаг был любим русскими писателями и поэтами. Здесь часто прогуливался Андрей Белый, делал покупки приезжавший в Берлин Владимир Маяковский.
«Марина купила себе первые после многолетней разлуки подарки Серёже: тёплое бельё, носки, шарф, и «для души», портсигар: «Теперь он, наверное, курит…» Мне, покачав головой на цену, – полосатое платье с матросским воротником; и под категорическим нажимом Любови Михайловны (Эренбург), платье себе, сосем уж простенькое «бауэрнкляйд»; крестьянский этот, ситцевый фасон с обтянутым лифом и сборчатой юбкой она любила и носила всё жизнь, каждое лето этой жизни.
И обувь себе купила грубую, надёжную: горские полуботинки на толстой подошве, с прикрывающими шнуровку бахромчатыми кожаными языками…» (Ариадна Эфрон. Марина Цветаева).